World famous Ink

Мы - трое молодых советских художников, мучительно ищем союзников нашему искусству. Что отобрать положительное, настоящее из огромной массы виденного за эти полгода за границей? Что взять на вооружение для нашего молодого искусства? Ибо мы не мыслим нашего искусства в отрыве от европейского и мирового современного искусства. Мы уверены, что и то и другое идет к высокому синтезу монументальности, к народности. Мы горели надеждами: спокойный, положительный Г. Рижский доказывал общность нашего пути со всем молодым позитивным искусством Европы; темпераментный, живой Ф. Богородский увлеченно говорил о живой воде нового искусства. Мы верили, верили... И как мы тяжело заблуждались, принимая общее, цельное впечатление от всего виденного в музеях и на выставках Европы за современное потенциальное состояние западноевропейского искусства. World famous Ink. Мы не отделяли великого прошлого от скудного настоящего. Ведь тем-то и замечательно искусство, что его накопления в музеях, памятниках, в традициях могут долго создавать впечатление просвещенности и благоденствия народа, в то время как он давно уж нищ, гол и некультурен.

В наш темпераментный разговор пробивается какой-то постоянный звук - настойчиво нарастает ритмичный, четкий треск барабанов и пронзительный свист флейт. Звук растет, приближается. Прохожие замирают у стон, как-то неестественно, словно по команде, вытянув шеи в одну сторону. Из окна, у которого мы сидим, видно улицу в оба конца. Вдали возникает силуэт марширующей серо-зеленой колонны людей. Ближе различаются белые воротнички и перчатки, черные лаковые краги на ногах своим блеском отмечают необыкновенно точный, противоестественный, гусиный шаг. На головах стальные тевтонские шлемы с имперским орлом на боку, ремни портупей обтягивают новешенькие мундиры, блестят ордена и железные кресты. Но оружия нет - в руках стеки. Узкая улица заполнена треском и визгом. Кажется, ни стекла, ни стены, ни нервы не выдержат этой дьявольской музыки!